Проза жизни [Обыкновенная жизнь] - Иоанна Хмелевская

Цветы. Лучше всего заняться пересадкой цветов. Особую слабость Шпулька питала к кактусам, их у неё была целая коллекция, которую она в последнее время совсем забросила. Пора привести кактусы в порядок, тем более, что они требуют особого подхода. Одни ничего не имеют против соседей, несколько видов могут собраться в одном горшке, образуя диковинные сплетения, другие предпочитают одиночество. Кактусы, с весны оставленные без надзора, принялись расти как попало, пора было призвать их к порядку.

Приняв это решение, Шпулька принесла давно заготовленную землю и высыпала её на газету, расстеленную посреди комнаты. На другую газету рядом она стала высыпать отслужившую своё землю, затем принесла новые горшки, чтобы рассадить кактусы, и расставила вокруг себя всех своих питомцев. Комната стала походить на оранжерею в стадии ремонта.

В одном из горшков туго свитый клубок корней никак не позволял вынуть кактус без урона для отростков. К тому же это оказался тот самый, к которому было очень опасно прикасаться. Растущие пучками иголочки были такими крохотными, что их невозможно было разглядеть невооружённым глазом, зато при малейшем прикосновении они крепко впивались в кожу и неделями давали о себе знать. Шпулька натянула перчатки и грохнула по горшку молотком.

Внезапный стук в дверь так перепугал её, что она все выронила из рук. От кактуса отломилось два кусочка. В доме никого не было, родители ушли по своим делам, брат уехал на учёбу в Гданьск, пришлось идти открывать. С гневным ворчанием Шпулька перелезла через кучу земли и груду горшков и, стараясь не наступать на черепки и поддоны, вышла в прихожую.

За дверью стояли участковый и Кшиштоф Цегна.

— Добрый день, — сказал участковый, приглядываясь к Шпульке с некоторым удивлением: растрёпанная, выпачканная землёй, но… в перчатках. — Вы должны немедленно с нами поехать. Вашей подруги дома не оказалось, кажется, она пошла в кино, так что выручайте. Дело безотлагательное.

— Безотлагательное… — Протянула Шпулька. — Добрый день. Неужели у меня никогда не будет покоя? Ладно, вот только цветок посажу.

Она расстроилась страшно, подумав с горечью, что все это из-за Терески, а её, конечно, дома не оказалось, потому что этот паршивый Богусь для неё важнее всего на свете. Шпулька начинала подозревать, что покоя ей не видать как своих ушей, но, как бы там ни было, поломанный кактус надо пересадить, а то он совсем погибнет. Она возвратилась в комнату, а участковый и Кшиштоф Цегна, не вполне уразумев её ответ, последовали за ней.

— О, так вы пересаживаете цветы, — сказал участковый с некоторым беспокойством. — Но мы вас оторвём ненадолго. С кактусами ведь ничего не случится, если вы их покинете на полчаса?

— Осторожно! — нервно предупредила Шпулька. — С кактусами ничего не случится, но вот этот, поломанный, я должна пересадить сейчас. Только не наступите на него!.

Она присела, вынула из черепков кактус и поспешно насыпала земли в новые горшки. Кшиштоф Цегна наклонился и подал ей два отломанных куска.

— Осторожно!!! — заорала Шпулька. — Не прикасайтесь к нему!

— Не бойтесь, я их не поломаю, — сказал напуганный криком Кшиштоф Цегна и придержал обломки кактуса другой рукой.

Шпулька выхватила их у него из рук.

— Теперь вы пропали, — зловещим тоном объявила Шпулька, — теперь вам от них никогда не избавиться, теперь они уже по вас расползлись. Этот кактус нельзя брать в руки.

Кшиштоф Цегна невольно вздрогнул, хотя не ведал ещё, кто расползся по его телу, вероятно, какие-то насекомые. Он осмотрел руки — по ним ничего не ползало. Участковый наблюдал за ним с любопытством.

— На руках ничего нет, — сообщил он. — А что на этом кактусе было? Паразиты какие-нибудь, черви?

— Скоро узнаете, — загадочно пообещала Шпулька. — Не трогайте! — снова завопила она, когда Кшиштоф Цегна поднёс руку к собственному уху. — Они впиваются всюду! О Боже, теперь всю жизнь вам придётся их выковыривать.

Воображая чесотку, грибок и тому подобное, Кшиштоф Цегна попятился и застыл с растопыренными пальцами. Шпулька, ловко утрамбовав землю в четырех горшках вокруг отростков опасного растения, поднялась с колен.

— Можно ехать, — покорно сказала она. — Остальными я займусь потом.

Кшиштоф Цегна вновь обрёл утраченную на мгновение способность двигаться и тут же почувствовал, как что-то кольнуло его в ладонь. Он потёр в этом месте руку, но теперь кололо уже между пальцами. Затем уколы ощутились на шее; под воротником, а также в ухе и в пальцах другой руки. Уколы были мелкие и, вроде бы, безболезненные, но при этом просто невыносимые.

— Этот кактус клюётся! — выкрикнул он с укоризной и чуть ли не обидой в голосе.

— А я что говорила, — сердито ответила Шпулька. — Кактусы все клюются, а к этому вообще с голыми руками лучше не подходить. Теперь вы недели две будете выдирать из себя колючки. Такие крохотные, разглядеть невозможно, разве что под микроскопом.

— Поехали! — поторопил их участковый, чрезвычайно довольный тем, что избежал контактов с коварным кактусом. — Через полчаса мы вас привезём обратно, но квартиру лучше все-таки закрыть.

Шпулька, уже прошедшая полдвора, вернулась, чтобы закрыть квартиру, которую оставила открытой.

— А в чем дело? — осторожно спросила она, усаживаясь в машину. — Меня одной вам хватит? Может, подождать Тереску? Должна же она вернуться из этого кино…

— Ждать некогда, а то не успеем. Тот тип, которого вы опознали, сидит в пивнушке с двумя своими дружками. Вам нужно только взглянуть, те самые это или нет. Больше ничего.

Шпулька подумала, что взглянуть можно, а остальное её не касается. Она молчала, снова впадая в паническое состояние. Кшиштоф Цегна всю дорогу старался выдрать из кожи невидимые иголки, горько сожалея, что не отрастил длинных ногтей, и помогая себе зубами. Участковый, сочувственно наблюдавший за его стараниями, предостерёг:

— Сынок, как бы они тебе в язык не впились.

Шпулька подтвердила предостережение зловещим кивком головы. Кшиштофу Цегне ничего не оставалось, как терпеть муки, не оказывая сопротивления. На Шпульку он косился с такой обидой, что ей стало не по себе от укоров совести.

В Уяздовских Аллеях, напротив ресторана «Спатиф», к машине, из которой они уже начали выходить, приблизился какой-то молодой человек.

— Они вышли, — лаконично известил он. — Сташек сел им на хвост.

Кшиштоф Цегна и участковый, ничего не сказав в ответ, вернулись в машину. А потом Шпулька внимала странному разговору, который участковый вёл с таинственным голосом, неведомо откуда к ним доходившим.

— Мы на Жолибоже, — рапортовал голос, перечислив перед тем какие-то цифры и буквы. — Они стоят возле почты. Выходят из машины, иду за ними…

— Едем на Жолибож, — решил участковый и сказал Шпульке: — Ради вас я загрузил работой почти всю варшавскую милицию. Хорошо, что ребята отзывчивые, без них нам бы не управиться с этим делом…

Возле площади Парижской Коммуны снова отозвался таинственный голос, причём казалось, что обладатель его сильно запыхался.

— Холера, еле успел… Бродят, как потерявшиеся овцы по кругу, въезжают сейчас на Красиньского…

— Все вместе?

— Да, все трое. Возвращаются. Ошалеть от них можно! Остановились. Снова торчат перед почтой. Вышли из машины…

Около почты на Жолибоже было пусто — ни одной машины. Участковый, Кшиштоф Цегна и Шпулька вышли и стали озираться по сторонам.

— Что за притча? — недоумевал участковый. — Куда они все подевались?

Они зашли на почту, вышли и стали ждать.

— Черт побери! — гневался участковый. — Испарились они, что ли? Где Сташек? Иди, Крысь, вызови его.

Сам он вместе со Шпулькой перешёл на другую сторону улицы, продолжая озираться. Шпулька понятия не имела, кого он высматривает, тем не менее озиралась вместе с ним — за компанию, благодаря чему углядела-таки знакомого. Довольно молодой мужчина, появившийся в дверях ближайшего магазина, увидев её, слегка дёрнулся назад и замер. На лице Шпульки расцвела радостная улыбка.

— Добрый день! — приветливо прокричала она.

Участковый немедленно обернулся и увидел весьма неприглядного типа — прыщавого, с обезьяньей челюстью и низким лбом. Тип не очень охотно отвесил Шпульке поклон. Искренняя радость Шпульки, вызванная появлением этой ужасной гориллы, весьма удивила участкового, хотя он знал, что женщины любого возраста в вопросах вкуса непредсказуемы. Но в данном случае контраст был слишком разителен.

— Кто такой? — подозрительно поинтересовался он.

Тип покинул магазин и зашагал в противоположном направлении, со спины он сильно напоминал гориллу.

— Один человек, — ответила Шпулька с нежностью. — Необыкновенный. Ну просто исключительный.

Против исключительности участковый не возражал — столь близкое сходство с обезьяной встречается раз в столетие, но все равно восторг Шпульки казался ему подозрительным.